Эффект бабочки
Моя первая реакция на фестиваль «Лебедь белая» – неприятие, поскольку дальше пушкинского «Глядь – поверх текучих вод // Лебедь белая плывет…» моя мысль не простиралась: меня вполне устраивал РусскийStil», – поэтому я долго не решалась заглянуть в альманах, выпущенный по итогам одноимённого конкурса МГП.
Ни Валькирии, ни врубелевская «Царевна-Лебедь», – казалось бы, лежащие на поверхности, – не всплыли в памяти…
Первой наградой для меня как читателя альманаха «Лебедь Белая» стало стихотворение Марины Ламбертц-Симоновой «Птица Матерь Сва» (вдохновительница сыновей на подвиги по обе стороны границы):
Ну где ты, Птица Лебедь, Птица-Мать,
Чтоб сыновей остановить безумных!
И где твои сыны? Разобралась?
Тебе все видно сверху, Белой Птице!
Они… лежат, лицом уткнувшись в грязь –
Лежат по… обе стороны границы…
[…]
Надев на палец брачное кольцо,
Забрав с собой туда, где грани стерты,
В Вальхаллу – рай для доблестных бойцов,
Дворец обетованный в царстве мертвых…
[…]
Но гаснет Солнце, все застлала мгла…
Ни выстрела, ни шороха, ни звука…
Над пропастью зависла Птица Сва,
Которой никогда не нянчить внуков…
[…]
Ну, что ж поделать, раз сложилось так:
То вирусы, то войны, то напасти!
Кто правит миром? Лебедь? Щука? Рак?
Лишь обошлось бы, Птица Сва, без… свастик!
О возвращении белой птицы мечтает и Анжелика Шимчук:
Повествуют легенды о чуде:
были белыми птицами люди…
Зоя Солис заклинает собственно «птицу-ду́шу»:
Женщинам Мира скажи о любви
И покажи, как обрести крылья свои,
Если вдруг потеряны были!
У Нелли Вист нахожу подтверждение, казалось бы, аксиоме: «Зло всегда карается, и только добро вознаграждается. […] …лебеди нам посланы для счастья». Казалось бы, знакомые мотивы – жаба-Абажиха, ослепшие девушки, Михайло Потапыч (представитель древнего рода Комов), двенадцать лебедей, созвездие Лебедя, лёгкое покрывало (почему-то превратившееся в путину. Опечатка?). Шаг за шагом читатель посвящается в святое таинство.
На более чем серьёзный лад настраивает меня Татьяна Бадакова, повествующая свою́ «Лебедию Хлебникова»: «По свидетельству византийского историка Х века Константина Багрянородного, сама территория, где жили древние русы, именовалась Лебедией. Впоследствии русский поэт-футурист Велимир Хлебников назвал новую Россию «Лебедией будущего.»
[…] Основная идея поэмы «Хаджи-Тархан» – единение народов, связь России и Азии, взаимодействие культур на едином пространстве. […] Все предполагаемое им тогда очень похоже на работу наших современников во всемирной сети интернет, на ведение, например, «Живого журнала» и т. п.
[…] Друзья называли Велимира Хлебникова Королем времени. Сам же он предпочитал должность Председателя Земного шара.»
Галина Долгая живописует «Чувственный образ мироздания»: «как бы то ни было, образ прекрасной белой птицы, с древних времен олицетворяющей красоту и силу природы, вдохновлял и вдохновляет творцов всех времен и народов на создание бессмертных произведений искусства и литературы.»
Елена Лещинская увлекает меня в «Поднебесье»:
…Синим куполом антарктических древних льдов
Поднебесье над сонным городом нависает.
За антеннами померещится цепь следов,
А потом растает.
[…]
Затихают чаячьи голоса.
Шторм уходит. Гаснет в окне свеча.
На беззвездных выжженных небесах
Все цветет отчаянный иван-чай.
«Пелагея для дядюшки По» Натальи Колмогоровой возвращает на грешную землю, ненароком напомнив, что на всякий товар находится купец:
Пусть и для вас вдруг отыщется скорое счастье,
И Дядюшке По найдется своя склеротичка,
Пусть участковым дают ордена за участье…
В общем, пускай будет стойкая к счастью привычка!
Павел Соловьев приглашает в «Этот город»:
Я сижу. В камине, как в раме, вижу пропасть между мирами,
где съедает, танцуя, пламя мир, куда возвращаться
совсем
не хочется
мне.
А ещё – в «Ещё»:
Века меня не тронут, пощадят,
И я взмахну распахнутым плащом
От этих стен, так тягостно знакомых,
Вдоль цветников на кованых балконах,
Над будками сторожевых драконов
В далекое манящее «еще».
Виктор Сапиро знакомит с двумя интересными стихотворениями-утверждениями – «Стёклышки в калейдоскопе» и «Бутерброды падают маслом вниз», последнее из которых цитирую:
Долго ли через про́пасть пропа́сть во лжи?
Че там сказал компьютерный братец лис?
Может смениться власть и промчаться жизнь –
А бутерброды падают маслом вниз!..
Оптимизмом пронизано стихотворение «Так бывает» Фаины Судкович:
Да, болит. Но когда-нибудь надо решиться,
Распрямиться, чтоб стало совсем невтерпеж.
И расколется кокон на камни – крупицы…
Ничего. Были б камни. Ты их соберешь.
Стихотворение «На полуслове» – вынесенный Фаиной безапеляционный приговор:
Мой любимый умер на полуслове.
Он еще говорил, у него еще наготове
были фразы. И он ничего не заметил,
говорил. Смотрел, как курчавится ветер
в моих волосах, как меняется небо
у меня за спиной.
Двумя стихотворениями представлена Алла Кречмер. Герой одного из них – «Язычник» – стоит перед выбором-дихотомией:
Мне страшно: утопят, как тех, несогласных.
Не лучше ль смирение, крест и купель?
Нет с мертвого спроса, жизнь может быть разной.
В крестильной рубахе ступаю на мель.
Крещусь неумело я с новой молитвой.
Чтоб казни не видеть, я взгляд отверну,
Но знаю: душа моя ложью убита
И с идолом вместе уходит ко дну.
Эвелина Цегельник безжалостно бьёт, и не в бровь, а в глаз: каждое слово детской писательницы – на вес золота. Рассказ «Приблудная» – та самая вещь, по которой нужно устраивать диспуты. «Остолбеневшая, она с трудом пыталась понять, что же такое сейчас здесь случилось. И было ли на самом деле? А может, все – только сон и сейчас она проснется?! Надо только сильно захотеть проснуться…
Исхудалая тень метнулась навстречу: Юська подползла на брюхе к самым девочкиным ногам, лизнула шершавым языком окоченевшие тоненькие пальцы, вымученно заглянула в девчачьи глаза и… тоскливо, протяжно завыла. Это совсем такое человеческое Юськино стенание вмиг вывело девочку из немоты. Из ее рта наконец вырвался бесформенный комок звуков. Юська вздрогнула, притихла, ткнулась носом в прилипшее девочкино платье, обнюхала и неторопливо потрусила назад, сквозь черные покосившиеся сарай, – догонять толпу.»
Рассказ Натальи Колмогоровой «Щепочка» начинается с детства и заканчивается счастливо для героя, по крайней мере, в конкретной ситуации. А в целом – Аксинья-касандра права: «Не ехайте в город!», – да кто её слышал… Хоть третьего не дано.
Рассказ Ильи Криштула «Зубная щётка» – в принципе, жизнеописание её владельца и её, собственно щётки, «агиография».
Ирина Петрова – мой давний фаворит. Красотой и аутентичностью её «Баючек» и упиваюсь, и упеваюсь! «Прощена, защищена, проповедана, милостью моей заповедана.
Живи не страдай, почаще радочку призывай, любовату мою принимай и добро вспоминай.»
«Мыслей» Марины Яковлевой лично мне – многовато. Аксиома: «Краткость – сестра таланта.»
Радуюсь вместе с Виолеттой Мининой необычному «Доброму утру»: «Какое светлое и теплое утро», – подумал, улыбаясь, Махмед, глядя вслед убегающей малышке.»
С интересом читаю рассказ «Должок» Василия Нестеренко (моего примерно ровесника). Останавливаюсь на двух моментах: «Все разбежались, когда на узконосой туфле одного из наших босяков вспузырился еще живой человеческий глаз.» В иной ситуации не простила бы автора за столь грубый натурализм, но: «Затем мы и вовсе стали играть с ним в один носок.» Сам собой из «другого анекдота» притянулся третий – «белый носок», – о котором после 20 декабря 2023 года не слышал разве что.
Глеб Пудов – один из моих фаворитов – на материале венка сонетов «О том, что умерло» – рассуждает «О поэзии Льва Динцеса», который «предстает одним из зрелых, крепких поэтов I четверти XX века, одним из тех, кто не определял развитие русской поэзии, но удерживал ее на высоком уровне. Возможно, обнаружение неизвестных поэтических произведений Л. А. Динцеса поможет скорректировать вышеприведенные характеристики и точнее определить его место в русской литературе.»
Вера Сытник – однозначно мой фаворит. Именно из её эссе «Запах времени или эффект бабочки» я заимствую название своего эссе.
«Эффект бабочки» открыт американским математиком Э́двардом Но́ртоном Ло́ренцем, утверждающим, что: в природе нет ничего случайного, все взаимосвязано, и взмах крыльев насекомого в одном полушарии и времени может вызвать бурю в другом полушарии земли и в другом времени. «Каждое наше действие – малая лепта во всеобщую историю.
Для меня запах тревоги растворяется в Курортном парке города Ессентуков, где я сейчас нахожусь. Два года назад он выглядел заброшенным и унылым, был пропитан запахом мусора, а ныне украшен просторными дорожками, прочными скамейками и вековыми деревьями, у которых по осени обрезали сухие и длинные ветки. Парк похорошел и ожил, окутанный запахами свежести и обновления. Снова сработал эффект бабочки: очистили парк, и он наполнился кислородом, которым надышались люди, затем разъехались по огромной России, увозя с собой благодать, почерпнутую на Кавказе. Та благодать прорастет в их душах. Не во всех, но прорастет. И, возможно, подвигнет на добрый поступок, который, в свою очередь, внесет лепту в разрядку всеобщей тревоги.»
За двумя эссе Татьяны Бадаковой шествуют произведения V.I.P.: «Лучший новогодний подарок» Юлии Каштановой, «Календарь» Елены Черниковой, стихотворения поэта Валентины Бендерской, поэтические переводы из еврейской поэзии Ханоха Дашевского (восхищение творчеством Валентины и Ханоха я высказывала неоднократно), эклектическое (в лучшем смысле) эссе «Лебедь и Вепрь» Жанны Наварр.
V.I.P. – они и в Африке V.I.P. Их читают, их почитают, у них учатся.
Мораль относительно фестиваля и конкурса «Лебедь Белая» – в целом и в частности: по одёжке встречала, по уму провожаю.
автор - Ольга Равченко
|
