| Главная » Статьи » Равченко О.И. - статьи |
Мицкевич – наше всё?
Мицкевич – наше всё? (Заместитель председателя Литературного объединения «Новая Белица» Ольга Равченко рассуждает с Эммой Прибыльской, редактором русской версии книги Пас Домейко «Из Медвядки – в Сантьяго-де-Чили», о судьбе двух друзей-филоматов – белорусов и Граждан Мира – в контексте работы над книгой австралийской писательницы, правнучки Национального героя Чили.) Ольга: Сто лет назад ты пыталась подвигнуть меня на изучение творчества Адама Мицкевича в контексте задуманной нами статьи «Холод и свет в русской традиции». Тогда меня заинтересовали жизнь и творчество Каролины Павловой, но никак не Мицкевича, который, как говорят поляки, «фрувал» – летал, порхал с цветка на цветок, и у меня сложилось мнение о нём прежде всего, как о молодом человеке – ньюс-мейкере и герое светских раутов и вояжей, любимце женщин. Лишь потом я прочла, насколько была трудна его жизнь эмигранта. До нашей работы над комментариями к переводу книги Пас Домейко я не была близко знакома с творчеством Адама Мицкевича. Пас Домейко цитирует фрагмент из «Пана Тадеуша» про спор Домейко и Довейко. Знать бы мне тогда, что это – глава «Дипломатия и охота»! И знать бы, что книга читается на одном дыхании! А так – пришлось бессчётное количество раз смотреть старый фильм 1928 года и несколько раз – новый, Анджея Вайды, 1999 года, под названием «Пан Тадеуш. Когда Наполеон перешёл Нёман», чтобы в итоге обратиться к книге! Просмотр фильмов не помог мне решить проблему, зато я окунулась в атмосферу обеих кинокартин, решавших совершенно разные – отличные друг от дружки – задачи. Эмма: Во-первых, не сто лет назад, а чуточку меньше. Мои дочери-школьницы изучали в 90-е годы историю Беларуси… Ольга: Курс, надо сказать, сложнейший: совершенно новый пласт истории нашего государства даже для нас, взрослых белорусов советской формации, – причём, на белорусском языке. Мой младший сын письменно переводил очередной параграф на русский, выучивал, а затем закреплял – на белорусском. Я работала в то время методистом в Институте усовершенствования учителей и помню, что на первом экзамене по истории Беларуси на высшую категорию учителя дружно провалились. Эмма: Тогда-то, проходя этот курс с дочерями, я, выпускница Петрозаводской средней школы и ЛЭТИ, впервые узнала про филоматов. Мицкевича мы проходили ещё в школе, в связи с Пушкиным: два гения признали гениальность друг друга. Мицкевич при этом – для нас – был исключительно гением польского народа. У Пушкина есть незаконченное произведение – «Египетские ночи». В нём в какой-то степени отразилось впечатление, которое Мицкевич-импровизатор произвёл на Пушкина. После смерти Александра Сергеевича, когда Мицкевич читал на французском языке лекции по славянской литературе в Парижском Коллеж де Франс (1840-1844), А.И. Тургенев, брат декабриста Н.И. Тургенева, принёс и положил на кафедру преподавателя пушкинский текст «Он между нами жил». Пушкин был спонтанным поэтом. Встретился с Мицкевичем – и воспылал восторгом от его дара импровизации. Каролина Павлова (Яниш) – первый переводчик произведений Пушкина на немецкий язык, воспылала любовью к Адаму и какое-то время была его невестой. Именно в период пребывания Мицкевича в Петербурге и Москве ты не стала погружаться... Ольга: Да, именно к этому периоду жизни Адама Мицкевича ты пыталась зародить во мне интерес. Но я – тоже спонтанный творец, и не загорелась, проигнорировала твой запал. Но «Холод и свет в русской традиции» – долгая песня… Эмма: Известна история юношеской любви Адама Мицкевича к Марыле Верещако, но только в ходе работы над книгой Пас Домейко мы узнали о том, что Марыля была Домейко двоюродной сестрой по матери. С детства они поддерживали отношения. Ольга: Насколько прочными были те традиции отношений, мы знаем из энциклопедии «литвинской жизни» – «Пана Тадеуша». А как поляки до сих пор празднуют юбилеи, я знаю не понаслышке. По случаю 15-летия одной из Радомских музыкальных школ торжественный ужин начался в семь часов вечера и закончился в девять утра, когда всех желающих развезли по домам на заказных автобусах. Весь вечер играло два оркестра – попеременно. Всех гостей – строго по часам – обносили то кавай в огромных чашках, то баршчыкам – свекольным отваром в гранёных стаканах. Эмма: Тугановичи (имение Верещак) находились недалеко от Медвядки (имения Домеек). Марыля была обручена с другим, затем вышла замуж, но уровень отношений с Адамом был выше бытовой сферы настолько, что любимая девушка превратилась в общепризнанную музу Мицкевича. Всем известно, что конкретные стихи навеяны именно ею. Марыля – муза, напрямую попросившая Адама написать про Свитязь, благодаря чему мы имеем «Свитязянку». Когда Игнацы жил в ссылке в Заполье, Марыля с мужем поддерживали его, навещали. Однажды Домейко попросил Марылю сделать приписку к своему письму, в котором она благодарила Адама за присланные ей и её матери чётки и призналась, что никогда не забывала любви своей юности. Ольга: Прибавив, что ей не следовало бы делать какие бы то ни было постскриптумы к чужим письмам, но раз уж Игнацый настаивает… То есть отношения Марыли и Адама перешли на самый высокий уровень, и об этом говорится, в том числе, в книге Пас Домейко. Эмма: Сын Мицкевича, литератор, встретился с Марылей за несколько лет до её кончины. Сохранился Тугановичский парк с камнем филоматов. Именно филоматы стали первыми ценителями творчества Мицкевича. Филоматская дружба помогла ему выразить себя. Два крупнейших его произведения – «Дзяды» и «Пан Тадеуш» – инспирированы филоматами, создавались при их непосредственной помощи и поддержке. Последняя часть «Дзядов» писалась в Дрездене, в присутствии друзей, включая Домейко. Во время восстания 1831 года Мицкевич рвался на родину, но не сложилось. Он не смог принять участие в общей борьбе, в результате которой многие из его друзей вынуждены были отправиться в эмиграцию. Ольга: Этот период их жизни хорошо представлен в книге Пас Домейко. Эмма: Друзья встретились за границей – и все свои чувства по отношению к родине, восстанию, Мицкевич детально воспроизвёл в «Дзядах», в «ожившем» процессе над филоматами. В поэтической, но достоверной форме. Ольга: У меня и сейчас – мороз по коже: от достоверности! Эмма: Чтобы выразить свои чувства к современности, Мицкевич обратился к прошлому. Имя одного из героев его произведения – Жегота (кличка Игнацыя Домейко). Когда Мицкевич и Домейко эмигрировали в Париж, поэт снова обратился к тому же методу: чувства эмигранта он передал через воспоминания, как было сказано, в энциклопедии жизни братских народов. Ольга: Монументальная вещь. Домейко переписывал тексты начисто, был рядом. Причём, Мицкевич предупреждал его, что некоторые части – в оригинале – есть только у Игнацыя. Жаль, если они потеряются! Первоначально Адам Мицкевич назвал своего героя Жеготой, а потом окрестил Тадеушем. Автограф поэмы с 1870 годов хранился во Львовской научной библиотеке в эксклюзивном ларце из тёмного дерева и слоновой кости, а в 1946 году перевезен во Вроцлав вместе с основными фондами библиотеки. Эмма: Домейко дважды рисовал дом Мицкевичей в Новогрудке. В то, что он оказался в Чили – Мицкевич внёс свою лепту. Ольга: Домейко потерял ответ, приготовленный к отправке потенциальному работодателю, и был в отчаянии, но подоспело письмо от Адама, благословлявшего Игнацыя на поездку в Кокимбо. Эмма: Друзья переживали за Мицкевича, поддерживали его, хотя и не поняли его философских увлечений последних лет: дружбы с Анджеем Товяньским. Они общались с его детьми. Дочь Адама вышла замуж за сына Горецкого, общего друга Мицкевича и Домейко. Юность заложила базу отношений, стала путеводным лучом на всю оставшуюся жизнь. Ольга: В своё время Адам собирался прислать своего сына, Владислава, на обучение в Чили, под крыло Домейко. Когда умер Мицкевич, Домейко распорядился выплачивать свой гонорар за издание книги «Мои путешествия» в Польше детям Адама Мицкевича – вплоть до достижения ими совершеннолетия. Скажем прямо, женитьба стала для Мицкевича роковой ошибкой (со мной солидарна в этом вопросе и Пас Домейко). Вначале я раздражалась по поводу постоянных жалоб в письмах на нескончаемые недуги супруги поэта: мужик он в конце концов или нет?! Пока мне не стала ясна причина (опять же, из книги Пас Домейко). И тогда я ещё больше зауважала Мицкевича – на этот раз, как главу семейства, на плечи которого свалилась непосильная ноша. Стало ясно, что не мог он в такой ситуации ничего, кроме публицистики, писать. И я не перестаю восхищаться его мужеством! Эмма: Домейко – последний из филоматов, друг Мицкевича – живая легенда для польской молодёжи! Если бы письмо из Краковского университета пришло чуточку раньше, Домейко уехал бы преподавать в Польшу. Как бы то ни было, он всё равно всю жизнь был связан с Краковом. София Малевская, дочь ректора и сестра филомата Малевского, первая и единственная юношеская любовь Домейко, вышла замуж за Брохоцкого. Ольга: Усадьба Брохоцких в Городее сохранилась до наших дней. Эмма: Франтишек Малевский женился на сестре Целины Шимановской, будущей супруги Мицкевича, который, вероятно, решил пойти проторённым путём – жениться на ком-то из своего – пусть прежнего – окружения. Переписка Мицкевича и Домейко сохранилась. Их предки общались. Дед купил имение под Воложиным у Мицкевичей, в Задорожье. Тот ли это был Мицкевич? Адам Мицкевич и Игнацый Домейко познакомились в Виленском университете. Томаш Зан представил Мицкевича Марыле. Ольга: Есть мнение, что Мицкевич познакомился с Марылей в Минске… Эмма: Насколько поэта делает его окружение – дружественное, интересующееся его творчеством! С одной стороны, оно его подпитывает, с другой – впитывает его творчество, помогает, поощряет к новому, держит руку на пульсе, поддерживает во всем… Ольга: Вплоть до переписывания текстов и поиска художника-иллюстратора! Эмма: Человек писал для собственной аудитории. Знал своих читателей близко. И только потом «Пана Тадеуша» принял народ. Мицкевич – спонтанный поэт, ему нужен был всплеск, момент включения: есть описание подобного творческого безумства в «Дзядах». Друзья помогали ему творить, ходили на цыпочках, когда он писал. Помогли ему посвятить творчеству все духовные силы. Вот почему Мицкевич был так привязан, в частности, к Домейко, ценил его письма и братскую дружбу… Ольга: Игнацы обижался на Адама, поскольку тот не всегда отвечал на его письма… И тем не менее, Мицкевич подпитывал, поддерживал и помогал Домейко, поощрял его писать «Путешествия», настаивая на том, что это всем интересно; мечтал, что все бывшие филоматы когда-нибудь внесут свой вклад в сокровищницу национальной литературы… Эмма: Письма обоих насквозь пропитаны ностальгией. Ольга: Мицкевич писал Домейко, что он испытывает чувства к родине, как родившийся в данном уголке человек – и не более, но то, что по-настоящему тянет его на родину, так это известный Игнацыю узкий круг, с которым он хотел бы воссоединиться по возвращении на родину. О том же тосковал и мечтал повсеместно Игнацый Домейко, страстно любивший свой край и буквально бредивший им… 24 декабря в рамках Литературного объединения «Новая Белица», вместе со всем прогрессивным человечеством, мы отметим 220-летие Адама Мицкевича, Гражданина Мира, Поэта. О.Равченко, Э.Прибыльская | |
| Просмотров: 715 | Комментарии: 1 | | |
| Всего комментариев: 1 | |
|
| |
